Крейг Вентер - Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь

Вернувшись прямиком из «университета смерти», я чувствовал себя там отвратительно. За ужином я чуть было не психанул, когда эти республиканские жирные коты, выпивая и куря сигары, разглагольствовали о том, как, должно быть, здорово – отстреливать коммунистов, этих узкоглазых вьетконговцев и тупых северо-вьетнамских желтых обезьян. Нашим солдатам же было намного проще убивать мужчин, женщин и детей, бросая мертвых буйволов в колодцы и отравляя таким образом питьевую воду для местных жителей. Мне хотелось кричать о бесконечных жертвах среди гражданского населения, рассказывать о тысячах молодых людей, которые получили увечья или погибли – а во имя чего? Только чтобы доказать врагам, что мы не просто готовы, а сгораем от желания принести в жертву наших парней. Я покинул вечеринку, сославшись на трудности с акклиматизацией после долгого перелета, и пошел домой.

Я заказал билет в Лондон на следующий же день. Мне очень хотелось как можно скорее выбраться из Соединенных Штатов и встретиться с Барбарой. Прилетев в лондонский аэропорт Хитроу, я почувствовал, что мне здесь далеко не рады. Шел 1968 год, антивоенных демонстраций становились все больше, а я – 21-летний американец с вещмешком и спальником, да еще с американским паспортом, выданным в Сайгоне. По причинам, которые мне до сих пор трудно понять, британские чиновники решили, что этот молоденький загорелый блондин прибыл в Соединенное королевство для разжигания антивоенных протестов. Меня подвергли суровому досмотру: все мои вещи тщательно изучили, как я полагаю, чтобы найти наркотики. Спустя почти 12 часов меня отпустили.

Итак, я впервые оказался в Англии, стране моих предков. Лето было в разгаре, туристов – много, а потому найти жилье было нелегко. В одном отеле мне подсказали, что мой единственный шанс – обратиться в Международную ассоциацию молодых христиан (YMCA), где в конце концов я и снял комнату на ночь.

На следующий день я нашел небольшую комнату в дешевом отеле и связался с Барбарой. Последние три месяца она моталась по Европе автостопом и убедила меня, что это отличный способ путешествовать. Мы направились на поезде в Дувр, а там сели на паром. Наша кочевая жизнь началась с пляжного кемпинга в Кале. Вскоре я устал от автостопа – то, что годится для молодых одиноких девушек, оказалось гораздо менее удобным для пары молодых людей с рюкзаками, и во Франкфурте я купил подержанный «фольксваген».

Мы путешествовали по Франции и Испании, но я по-прежнему стремился уйти от больших городов и скопления людей и найти уединенное местечко, чтобы расслабиться, привести в порядок мысли и постараться привыкнуть к тому, что я больше не на войне. Мы сняли шале в Швейцарских Альпах, высоко в горах и недалеко от Лозанны, по другую сторону Женевского озера. Мы много гуляли, готовили себе еду, отдыхали, занимались любовью, читали и приходили в себя.

Но погода портилась и приближалась зима, и я все чаще задумывался о новой жизни. Мне советовали остаться в ВМС, где можно было быстро сделать карьеру, но я не хотел мириться со слепым подчинением власти. Я мог бы попробовать сдать экзамен и стать фельдшером или получить диплом о среднем медицинском образовании, но хотел большего. Из разговоров с Роном Наделем и другими врачами я знал, что для получения высшего медицинского образования нужно не только поступить в хороший университет, но и окончить его с высокими баллами. Поскольку с моей успеваемостью меня вряд ли приняли бы в такой университет, оставалось только поступить в двухгодичный колледж, а потом перевестись в университет для продолжения обучения на третьем и четвертом курсах.

Колледж в Сан-Матео, недалеко от того места, где я вырос, был одним из лучших в своем роде и в нем имелись специальные программы для желающих продолжить обучение в Стэнфордском университете или в Университете штата Калифорния. Я мог бы начать заниматься в январе. И самое главное – Барбаре, с ее лишь дипломом программиста, тоже понравилась идея пойти учиться заодно со мной. Мы навели справки в американском посольстве и выяснили, что оформление американской визы новозеландцам занимает много времени. А могут и вообще не дать. Но будь мы женаты, она тут же получила бы визу.

Хотя мне нравилось думать, как мы с Барбарой будем вместе жить и учиться, идея вступления в брак на данном этапе жизни меня не очень-то привлекала. Я был еще слишком молод и недостаточно зрел, и хотел просто секса и общения. Я обратился за советом к своему брату Гэри. «Это 1960-е годы, – сказал он мне. – Большинство людей женятся по четыре-пять раз в жизни, так что ни о чем не беспокойся». Мы с Барбарой расписались, и гражданская церемония в Женеве показалась вполне уместным географическим компромиссом для сочетания браком американца и гражданки Новой Зеландии.

Барбара вскоре получила американскую визу, а по пути в Штаты мы заехали в Англию, чтобы купить мотоцикл, о котором я так мечтал во Вьетнаме. Это была одна из тех немногих фантазий, которые помогли мне вынести тяготы войны, – самый лучший на свете мотоцикл «триумф Бонвиль», настоящий классический дорожный мотоцикл шестидесятых годов прошлого века, рядом с которым вспоминались голливудские звезды – Джеймс Дин, Стив Маккуин и Марлон Брандо. Я сделал заказ еще в Дананге и условился забрать мотоцикл в Англии – таким образом, я ввезу его в Соединенные Штаты как подержанный и сэкономлю кучу денег.

Я вернулся в Милбрэ с новым мотоциклом и женой, и главное – в гораздо лучшей психологической форме, чем после возвращения из Вьетнама. И я хотел снова учиться.

Глава 3

Ловец адреналинового кайфа

Участившийся пульс, более глубокое дыхание, повышение сахара в крови и секреции надпочечников – это были разнообразные и, казалось бы, никак друг с другом не связанные изменения. Но одной бессонной ночью, заметив их у себя, я вдруг с необычайной ясностью понял: вкупе они говорят о мобилизации всех сил организма, чтобы вступить в схватку, – или спастись бегством.

В начале 1969 года я страстно хотел уже начать учиться и сделать блестящую карьеру. Но я боялся, что у меня ничего не выйдет, особенно учитывая мои более чем слабые успехи в школе. Однако, повидав истинную скудость ума и слабость тела и духа во Вьетнаме, я осознавал необходимость образования. Хорошо хоть, что в Калифорнии было легко найти работу. Благодаря моему опыту, я быстро устроился специалистом по обслуживанию аппаратов искусственной вентиляции легких в больнице «Пенинсула» в Берлингейме. Очень скоро меня назначили бригадиром кардиологической реанимации – в той же должности я служил и в Дананге.

Благодаря закону о льготах демобилизованным, я смог поступить в колледж Сан-Матео. Барбара тоже теперь училась – ей пришлось посещать занятия по английскому, математике и химии, потому что калифорнийские чиновники-бюрократы были не в состоянии разобраться в ее новозеландском аттестате.

В колледже были отличные преподаватели. Один из них, Брюс Кэмерон, преподавал английскую литературу. Брюсу было около сорока, он закончил Хантеровский колледж в Нью-Йорке, и чтобы заплатить за обучение, работал таксистом. Получив степень магистра, он переехал в Калифорнию и устроился на должность преподавателя. Брюс часто говорил студентам, что если кому-то скучно или не нравится тема письменного задания, он может написать что угодно, по собственному желанию. Я решил воспользоваться этим предложением и, с иронией отнесясь к пристрастию Кэмерона к никотину, написал сочинение о трагической судьбе заядлого курильщика Гарри Боггса, умершего от рака легких.

Моя дилетантское произведение и тот факт, что только я принял его вызов, произвели на Кэмерона благоприятное впечатление. Так началась наша дружба, и вскоре я стал частенько ужинать вместе с ним и его женой Пэт. Брюс был мне и другом, и наставником, он развивал мой интеллект и призывал не останавливаться на достигнутом. С каждым днем я писал все лучше и лучше, обретая уверенность в себе. Удивительное дело – я преуспевал не только в английском, но и в тех предметах, в которых раньше был совершеннейшим профаном, например в математике.

Одна лишь химия вызывала у меня ужас. Этот предмет был чрезвычайно важен для моей будущей медицинской карьеры, но после школы уже только мысль об атомах и молекулах вызывала у меня аллергию. Однако моя учительница Кейт Мурасигэ, недавно защитившая докторскую диссертацию, преподавала химию с таким увлечением, что мне даже понравилось заниматься химическими «расследованиями» с применением почти детективных методов для обнаружения неизвестных соединений. Сегодня Кейт уже не химик – она давно поменяла профессию и стала юристом по патентному праву, но, вспоминая те далекие времена, она уверяет, что я был похож тогда на отличника, которого обязательно в будущем ждет успех.